Настоящая статья не представляет сколько-нибудь законченного исследования, но представляет сбой всего лишь запись наблюдений (во многом, достаточно случайных) над языком представителей старой русской эмиграции.
Лица, которые выступили для нас в качестве респондентов, в основной своей массе находятся в возрасте от восьмидесяти до девяноста лет. Все они состояли в браке с русскоговорящими людьми, что обеспечило для них возможность пользоваться русским языком в качестве средства внутрисемейного общения, вырастить русскоязычных детей, а в ряде случаев, и русскоязычных внуков. При этом, многие из них никогда не бывали в России, или побывали вней уже в позднем возрасте, посетив страну на непродолжительный срок в качестве туристов. Самая большая группа представителей старой эмиграции, с которой автору этих строк довелось общаться в Калифорнии, это харбинцы – лица, родившиеся в семьях белоэмигрантов в Харбине, или в ближайших к Харбину населённых пунктах Китая, и, позднее, переехавших в США. Для многих из них путь в Америку лежал через Бразилию, где большинство из них провели не менее десяти лет.
Другая группа лиц, которых мы рассматривали в качестве респондентов при написании данной статьи, это лица, увезённые родителями в детском или подростковом возрасте в Германию во время Второй Мировой Войны, вслед за отступающей немецкой армией, прожившие в Германии несколько лет после завершения Войны, и затем эмигрировавшие в США. Сразу заметим, что каких-либо различий между русским языком представителей первой группы и русским языком представителей второй группы не наблюдается, что даёт нам основание предположить, что те немногочисленные черты, отличающие язык старой русской эмиграции от русского языка России, сформировались уже на американской земле.
Русский язык представителей обеих эмигрантских групп практически полностью одинаков. В фонетическом и грамматическом отношении он ничем не отличается от русского литературного языка России. Все отличия касаются исключительно лексики. Так, например, никто из представителей старой русской эмиграции не употребляет постфиксов «–либо» и «–нибудь», но исключительно суффикс «-то». Ни представитель первой группы, ни представитель второй, никогда не скажет «где-нибудь», «когда-нибудь», «кому-либо», но исключительно «где-то», «когда-то» «кто-то». Точно также в речи представителей старой эмиграции отсутствуют неопределённые местоимения , начинающиеся на «не-»: «некто», «нечто», «некогда».
Русская лексика старой эмиграции сохранила некоторые архаичные черты. Так, например, большая часть наших респондентов не использует, а зачастую даже и не понимает такого слова, как «туалет», используя исключительно лексему «уборная», к настоящему времени вышедшую из активного повседневного употребления на территории России. Не используется представителями этой языковой группы также глагол «использовать». Его всегда заменяет глагол «употреблять»: «Когда я готовлю это блюдо, я употребляю такие продукты»; «Для стирки постельного белья я употребляю стиральную машину» и т. д.
Некоторые особенности местного идиома русского языка сформировались под прямым воздействием английского. Так, например, в староэмигрантской русской среде почти никогда не употребляется терминологическое сочетание «растительное масло», но исключительно «ойл» (англ. oil). Словом «масло» здесь обозначается исключительно «butter» - то, что можно намазать на хлеб. Заменяются английскими заимствованиями и некоторые другие русские слова. В качестве примера, можно привести существительное «дрэсер» (англ. dresser), которое часто используется вместо русского «комод». Впрочем, подобного рода англицизмы немногочисленны, и в большинстве случаев не приводят к непониманию староэмигрантского варианта русской речи людьми, не владеющими английским.