(????? ??????????: Выпуск 4. - Новосибирск, 2014)

Создание лексической типологии языков предполагает описание лексики в виде системы, состоящей из элементов, конкретная реализация которых в различных языках должна различаться в достаточной степени и по достаточно существенным основаниям, чтобы можно было распределят языки по группам. Попытке разрешения данного вопроса и посвящена настоящая статья.
Лексический фонд любого языка представляется нам поделённым на две сферы: ядерную сферу или ядро и периферию. Следует отметить, что сами термины «ядро» и «периферия» не имеют у нас какой-либо оценочной окраски и могут быть уподоблены таким наименованиям, как «прямой падеж», применительно к именительному, и «косвенные падежи», применительно ко всем остальным.
Ядерная сфера включает в себя стилистически нейтральную высокочастотную общеупотребительную лексику, обозначающую реалии, актуально присутствующие в жизни носителей данного языка в данный период их истории. К периферийной сфере относится вся остальная лексика. Ядерная сфера лексической системы языка с синхронной точки зрения неделима, не распадается на какие-либо подсферы. Периферия же – напротив, представляет собой совокупность различных по своему объёму лексических групп, основанием для выделения каждой из которых является тот признак, отсутствие которого не позволяет ей войти в состав ядерной сферы.
Как уже было сказано выше, ядерную лексику характеризуют четыре основных признака:
1) стилистическая нейтральность;
2) высокая частотность;
3) общеупотребительность;
4) соотнесённость с реалиями, актуально присутствующими в жизни носителей данного языка.
Отсутствие любого из этих четырёх признаков автоматически определяет лексическую единицу в одну из этих периферийных групп. Различие в наборе периферийных групп мы и предполагаем сделать основанием для построения лексической типологии языков.
Рассмотрим каждую из этих групп по отдельности. Начнём со стилистически маркированной лексики. Традиционно во всех пособиях по лексикологии стилистически маркированная лексика подразделяется на «возвышенную» и «сниженную». Однако, ни группа возвышенной лексики, ни группа сниженной однородными не являются. Так, в рамках возвышенной лексики русского языка выделяются, как минимум, две подгруппы: исконно книжная лексика (чело, глас, вещать, всуе и др.) и фольклорная по своему происхождению (добрый молодец, красна девица и др.). Неоднородной является и сниженная лексика, распадающаяся в русском языке, как минимум, на три группы: сниженная не бранная (башка ‘голова’, бабки ‘деньги’, чувак ‘человек, мужчина’, тачка ‘такси’), сниженная бранная (козёл, сука, падла, чмо), обсцентно-табуированая (мы воздержимся здесь от приведения примеров, хорошо известных любому русскому человеку). Если мы сравним стилистически маркированную лексику русского языка со стилистически маркированной лексикой белорусского и украинского языков, то обнаружим, что их структура будет различной. Так, например, среди книжной лексики современного белорусского языка выделяется лексика научная, официально-деловая, публицистическая, художественно-поэтическая (слова, восходящие преимущественно к традиционному фольклору: ясна сонейка, белы ручанькі, доля-долечка и др.) [1, с. 109]. Как мы видим, торжественной лексики, типа русского держава, вещать, глас, благоухание в белорусском просто нет. С другой стороны, в белорусском отсутствует и обсцентно-табуированная лексика. Матерная брань воспринимается в белорусской среде как признак русскоязычности. Так же выглядит ситуация и в украинском языке.
Частотность, высокая или низкая, не является самостоятельным признаком, но практически всегда обусловлена общеупотребительностью лексики и её соотнесённостью с реалиями, актуально присутствующими, или, напротив, отсутствующими в повседневной жизни носителей языка.
Общеупотребительность лексической единицы связана, прежде всего, с её принадлежностью к общенациональному лексическому фонду, в который не входят диалектизмы, жаргонизмы, профессионализмы и окказионализмы. Не входит в общеупотребительный фонд также и устаревшая лексика (историзмы и архаизмы), поскольку их правильная интерпретация, не говоря уж о самостоятельном использовании в речи, предполагает образовательный уровень гораздо более высокий, нежели тот, которым обладает большинство носителей языка, живущих в системе координат «здесь и сейчас». Это группа слов в равной степени представлена в русском, белорусском и украинском языках, равно как и в любом языке, обладающем устойчивой литературной традицией: архаизмы и историзмы продолжают жить в языке исключительно благодаря текстам, созданным в прошлом, но сохраняющим свою культурную значимость в настоящем. Такие слова, как зала (вместо зал), ключница, повеса не характерны для современного русского словоупотребления, но, вместе с тем, хорошо известны любому образованному человеку, благодаря знакомству с текстами А. С. Пушкина. А вот в таких младописьменных языках, как хантыйский, мансийский или селькупский архаизмы практически полностью отсутствуют, количество историзмов также крайне невелико и сводится преимущественно к наименованиям предметов традиционного быта, уже вышедших из употребления, память о которых продолжает сохраняться в памяти народа. Полное или почти полное отсутствие историзмов можно предполагать в языке народа живущего традиционной жизнью и незнакомого с современной цивилизацией, однако автор этих строк на текущий момент информацией о таких языках не располагает.
В ряде языков мы встречаемся с социально-маркированной лексикой, например, с характерной для языков Полинезии гоноративной. Так, например, в самоанском общеупотребительный глагол со значением ‘говорить’ выглядит как tautala, однако употребляется он только для обозначения речи рядового члена общины. В предложении «Говорит вождь» должен быть употреблён не нейтральный, принадлежащей к ядерной лексике глагол tautala, но гоноративный fofonga, обозначающий говорение высокопоставленного лица [2, с. 431]. Интересно, что в полинезийских языках, в частности в ниуэ, «вожди, говоря о самих себе, употребляли как единственно подобающую ту же гоноративную лексику, которую использовали их подданные в речи о них» [3, с. 108].
Другим вариантом социально-маркированной лексики, также встречающимся в ряде языков мира, является гендерно маркированная лексика. В языках с гендерно маркированной лексикой в женской и мужской речи для обозначения одних и тех же понятий употребляются различно звучащие слова. Так, например в языке яна (один из языков североамериканских индейцев) в женской речи для обозначения оленя используется лексема ba, а в мужской – bana [5, с. 457].
Ещё одним типом периферийной лексики, представленным в любом развитом литературном языке являются экзотизмы – слова, обозначающие реалии, чуждые носителям данного языка и используемые при описании жизни и культуры иных народов. Необходимым условием для появления в языке экзотизмов является наличие источников информации о жизни в местах, достаточно удалённых от мест проживания носителей языка. Таким образом, в языке уединённо живущего племени экзотизмов быть не может. Искать такие языки следует, вероятно, где-нибудь в джунглях Амазонки, или тому подобных труднодоступных местах.
Чисто гипотетически можно предположить существование языка вообще без лексической периферии. Наиболее близким к такому типу из числа известных нам языков нам представляется церковнославянский. В стилистическом отношении все лексические единицы церковнославянского языка нейтральны по отношению друг к другу. Социально-маркированная лексика отсутствует. Архаизмов не может быть в принципе, поскольку актуальность той или иной языковой единицы для церковнославянского языка определяется не постоянно меняющимся узусом, но наличием её в тексте, имеющем для пользователей церковнославянского языка сакральное значения. Единственной лексической периферией церковнославянского языка являются историзмы, некоторые из которых были таковыми уже в период создания новозаветных текстов: фараонъ, четверовластникъ и др. Это связано с тем, что христианство по своей сути является религией исторической, и, согласно христианскому вероучению, проявление воли божией в нашем мире разворачивается во времени. Если на м удастся обнаружить язык-консервант, связанный с религией, священные тексты которой не включают в свой состав описания исторических событий, то в таком языке, надо думать, мы не встретим историзмов. Это удет язык, чья лексическая система полностью лишена периферии и состоит полностью из ядра.
Не может быть в церковнославянском и экзотизмов. В данном случае это связано не с отсутствием у пользователей церковнославянского языка каких-либо источников информации о жизни и культуре иных народов, а с ограниченным набором функций церковнославянского, который существует почти исключительно как язык православной литургии и Священного Писания. Конечно, чисто гипотетически можно представить себе созданное на церковнославянском языке житие какого-либо святого-миссионера, который проповедовал среди экзотических народов – в таком тексте некоторое количество экзотизмов могло бы появиться с большой степенью вероятности, однако нам подобные прецеденты неизвестны. Впрочем, даже если бы такой текст и удалось обнаружить, содержащиеся в нём экзотизмы всё равно не имели бы в языке статуса хоть сколько-нибудь общеизвестных слов, как, например, в русском ковбой или икебана, а оказались бы в числе гапаксов, незнакомых большинству пользователей языка.
Вполне возможно, что полное или почти полное отсутствие лексической периферии вообще является характерной чертой сакральных языков-консервантов [4], таких как католическая латынь, санскрит, геэз и др.
Подводя итоги сказанному выше, попытаемся очертить основные типы лексических систем в языках мира.
1. Лексическая система с нулевой периферией. В качестве искомого примера предполагается язык-консервант, сакральные тексты на котором не содержат исторического компонента.
2. Лексическая система с одной периферийной группой лексики. В настоящее время нам известен только один такой язык – церковнославянский, в котором единственной периферийной группой лексики являются весьма немногочисленные историзмы. Обнаружение языков, в лексике которых единственной периферийной является какая-либо другая группа лексики – задача дальнейших исследований.
3. Лексические системы с несколькими периферийными группами лексики. Это самый распространённый языковой тип. Внутри его с неизбежностью должны быть выделены подтипы, в зависимости от того, какие именно периферийные группы представлены в лексической системе того или иного языка.
4. Лексические системы со всеми возможными периферийными группами. Для обнаружения языков, которые мы с уверенностью могли бы включить в эту группу, необходимо иметь детальное описание всех существующих в настоящее время и всех известных по письменным памятникам прошлого языков, поскольку без этого мы не можем быть уверены, что учли при построении классификации все существующие в языках мира периферийные группы лексики.

ЛИТЕРАТУРА
1. Андарала Г. Ф., Бекіш В. А., Берднік С. К. і інш. Беларуская мова. – Мінск: «Вышэйшая школа», 1994. – 367 с.
2. Беликов В. И. Самоа // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: «Советская эниклопедия», 1990.
3. Полинская М. С. Язык ниуэ. – М.: «Наука», 1995.
4. О языках-консервантах подробнее см.: Панин Л. Г. Языки-консерванты в современном культурном и образовательном пространстве // Актуальные проблемы лексикологии и словообразования. – Вып. Х. – Новосибирск, 2007. – С. 337 – 345.
5. Сепир Э. Мужской и женский варианты речи в языке яна // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи. – М., 1993.